НА СТРАНИЦУ «НАУЧНЫЕ ТРУДЫ В.В. КАВЕЛЬМАХЕРА»
В.В. Кавельмахер
Особенности русской архитектурной реставрационной школы
Источник: Кавельмахер В.В. Особенности
русской архитектурной реставрационной школы. Проект
служебной записки (адресат неизвестен; вероятно, руководство треста
«Мособлстройреставрация» либо Министерство культуры России).
Сканирование,
форматирование, техническое и литературное редактирование: С.В. Заграевский,
Русская реставрационная школа принципиально отличается от западноевропейской. Суровые климатические условия, отсутствие прочного строительного материала (мягкий белый камень, дурного обжига кирпич, дерево вместо связного железа и дерево же в качестве едва ли не единственного кровельного материала, что приводило к непрерывным размораживаниям и пожарам), фасадная штукатурка (для поздних памятников и для памятников, например, Пскова), низкая технология, общий культурный провинциализм и бедность населения сделали русскую архитектуру крайне недолговечной, обрекли на постепенное исчезновение. В результате ни один средневековый памятник не дошел до нас в своем первоначальном виде, а те, что дошли, подвергались на протяжении веков многократным перелицовкам (а значит, и стилизациям – по моде своего времени). Подавляющее же большинство их просто исчезло с лица земли. В России не сохранилось ни одного деревянного памятника ранее XVII в., ни одной послемонгольской архиерейской церкви (кроме Успенского собора в Москве), ни одной приватной, поставленной самими гражданами или отдельными лицами церкви ранее XVI в. Те же памятники, что чудом сохранились (например, царские постройки), были перелицованы в новое время до неузнаваемости. За немногим исключением, о русской архитектуре приходится судить только по монастырским постройкам, состояние которых благодаря большей организованности церковных институтов оказалось чуть выше.
Переделки наших средневековых памятников в XVIII–XIX вв., как правило, малоценны и не выдерживают никакого сравнения с художественным качеством подлинника. Вместе с тем, следы древней подлинной архитектонической декорации под этими облицовками просматриваются. При отсутствии исторической иконографии, архивных сведений (все древние архивы русского народа погибли в пожарах), – эти следы первоначальной конструкции и декора – единственный источник наших знаний о памятниках.
С первыми опытами реставрационного дела в России (сер. XIX в.) перед русскими архитекторами встал вопрос: какую из фасадных декораций восстанавливать – древнюю, начальную или поновленную, позднюю? И второй, связанный с той же проблемой (независимо от принятого решения), – каким образом, какими средствами, приемами, в какие сроки и как фиксировать следы древней или промежуточной декорации и пр.? Т.е., самой логикой русского реставрационного процесса архитектор в России был поставлен перед необходимостью не просто производить ремонт, заменять обветшалые конструкции и пр., но и был подвинут к особому виду исследовательской работы с фиксацией и отчетами. Эта ситуация, почти незнакомая западному архитектору (на Западе реставратор – технолог, не более того, он отвечает за качество ремонта, за материал им применяемый, т.е. он – поновитель и ничего более), – превратила российского реставратора (независимо от его намерений) в ученого-исследователя и искусствоведа, невероятно осложнив его работу и само существование. Не получившие в ВУЗах специальной подготовки реставраторы выполняют эту работу, как Бог на душу положит, часто спустя рукава. Из-за передачи с самого начала реставрационного дела производственным организациям и отсутствия в стране действенного государственного контроля за их работой, а также из-за неподготовленности кадров самих реставраторов, организовать на должном уровне дело изучения и фиксации памятников так и не удалось. В большинстве случаев эта работа выполнялась на голом энтузиазме. Зарплата архитектора была неизменно ниже зарплаты рабочего-реставратора (как правило, необученного), однако полученные архитектором-исследователем материалы автоматически поступали под видом личного фонда исследователя в государственные архивохранилища в качестве национальной и художественной ценности. Один из советских парадоксов!
Ничего подобного западный мир, конечно, не знает. Разумеется, вопросы реконструкции памятников архитектуры решаются и там, но там они находятся целиком в компетенции археологов и историков архитектуры, получающих университетскую зарплату и имеющих в своем распоряжении громадные дополнительные средства и передовую технику. Западный историк архитектуры обычно не имеет никакого соприкосновения с реставрационной практикой. Русская реставрационная школа соединяет эти функции в одном лице. Русский архитектор-реставратор работает один за целый институт, а историк архитектуры кабинетного, университетского типа реставрационными методами, как правило, не владеет, работать с памятниками не умеет.
Еще одна проблема русской реставрационной школы – исторически низкая технология, что вполне допустимо сравнить с т.н. «ручной работой» в прикладном художественном производстве. Русский реставратор вынужден имитировать работу древних, старается подделываться под их манеру, стиль, новые материалы ему противопоказаны. Трагедией советской реставрации стало принудительное внедрение т.н. «кремлевского кирпича» и повсеместное применение в реставрации цемента и механических отбойников, т.е. уход от древней технологии. (Русская классическая методика все это категорически запрещала). Восстановление «дедовских» методов, приемов кладки, рубки, тески теслом, т.е. полное повторение древней технологии – залог реставрационного успеха. От реставратора требуется высокая организованность, но низкая технология. Это тоже один из парадоксов русской реставрационной школы. Русская архитектура – народна. Современная рабочая сила в работе с нашими древними памятниками принципиально неприменима, в то время как восстановление готического собора на Западе вполне может выполняться руками рабочих-метростроевцев, без отрицательных последствий для памятника.
Т.о., особенностью русской реставрационной школы остается повышенная трудоемкость, необходимость сбора дополнительной промежуточной информации, от исполнителя требуется высокая культура, чего, как правило, нет. Выявленные в процессе реставрации следы почти обязательно утрачиваются и с этого момента существуют только в отчете архитектора. Русский исследователь владеет тайной памятника в единственном числе. У него, по сути дела, типично археологическая работа, обычная для ученого-археолога, где государственное обеспечение, государственная отчетность и система аттестации с императорских времен продолжают находиться на высочайшем уровне (Полевой комитет Института археологии, защищенность законом, подотчетность, снабжение материалами). В этих условиях русская архитектура несет невосполнимые утраты. Архитектурная реставрация за советский период была низведена до варварского уровня, стала жалким придатком общестроительного дела.
Выдающиеся реставраторы советского периода.
Овладевшим реставрационным мастерством в России может считаться тот исследователь-практик, который умеет прочесть т.н. «строительную историю памятника», разобраться в его наслоениях, зафиксировать их и выработать единственный, т.н. «оптимальный», вариант проекта реставрации, суть которого состоит в по возможности полном сохранении этих исторических наслоений (т.е. реставратор должен уметь если не противоречить самому себе, то находиться с самим собой в гармоническом единстве). Поскольку взгляды на реставрацию, реставрационные требования и на то, что считалось ценным, исторически многократно менялись, выработать критерии для оценки успехов отдельных мастеров реставрационного дела очень трудно. При этом необходимо учитывать также уровень обмерной, исследовательской документации, оставленной исследователем. Разным архитекторам это удавалось в разной степени. Огромный вред реставрационному делу в нашей стране принесло т.н. «увлечение сносами» поздних и малоценных пристроек, понятное желание увидеть древнее здание полностью освобожденным, восстановленным в первозданном виде. При отсутствии пользователя, заинтересованного в эксплуатации церковного здания, эта мода на какое-то время приняла катастрофический характер. Отдельные реставраторы, наоборот, увлекались перелицовками, страдали безудержным вульгарным поновительством, вели себя, как в Европе, забывая об особой природе русской архитектуры, о ее неприкосновенности. Подобные ошибки и заблуждения не дают права считать этих исследователей и реставраторов истинно достигшими высшей квалификации, снижают их «оценочный балл».
Послевоенный период ознаменовался необычным развитием в стране реставрационного дела (причиной стали военные разрушения и тотальный снос церквей в городах и селах). В этих уникальных условиях среди архитекторов-реставраторов выдвинулось много талантливых людей. Отмечаем только тех, кто преодолел вышеописанные соблазны и неустанно следовал реставрационным методам, сформулированным отцом русской научной реставрации Д.П.Суховым.
Учеными-реставраторами предреволюционной эпохи, выработавшими принципы научной реставрации в России, были академик П.П.Покрышкинн, профессор К.К.Романов и выдающийся русский реставратор Д.П.Сухов. Энтузиастом реставрационного дела, производившим на общественность огромное впечатление, был легендарный П.Д.Барановский, однако принципы, исповедуемые им, были далеки от совершенства. Судьба этих исследователей и реставраторов была трагичной: Китайгородская крепость, реставрации которой Сухов отдал лучшие годы жизни, была безжалостно снесена. Снесен был Казанский собор на Красной площади, который начал обследовать и реставрировать Барановский, взорван был открытый им для науки Болдин-Дорогобужский монастырь и пр.
Самым выдающимся и результативным реставратором советского периода были новгородский реставратор Г.М.Штендер – крупнейший ученый, историк архитектуры, создатель и разработчик применимых к новгородским условиям реставрационных методов. Им и его соратниками восстановлены все новгородские памятники. Штендер – глава новгородской школы реставрации. Его работы, как реставрационные, так и теоретические (он много и плодотворно писал) составили эпоху в истории русской архитектуры. Им впервые открыт для культуры и истории ряд архитектурных шедевров.
В Пскове чуть менее успешно работал Ю.П.Спегальский, также оставивший после себя реставрационную школу. Однако уровень его публикаций несравним с публикациями Штендера.
Москва дала России двух замечательных исследователей и реставраторов, однако один из них, по воле случая, никогда непосредственно в Москве не работал. Это исследователь памятников Кирилло-Белозерского монастыря и других вологодских шедевров профессор С.С.Подъяпольский. Подъяпольский известен как выдающийся теоретик и историк архитектуры, усовершенствовавший реставрационные методы, как педагог и идеолог архитектурного образования, как один из немногих не поддавшихся соблазнам освобождения памятников от поздних наслоений, работавший всегда исключительно осторожно и не сделавший сколько-нибудь серьезных ошибок в своей работе. Подъяпольский оказал огромное нравственное влияние на новое поколение реставраторов, воспитывал в коллегах и студентах истинные принципы и верность научному подходу.
Но, пожалуй, самым выдающимся московским реставратором был затравленный прорабством Н.Н.Свешников. По уровню исследования, тщательности фиксации и реставрационного мастерства работы Свешников составил эпоху не только в русской, но и в мировой реставрации. Наделенный гениальной интуицией, почти нечеловеческим вниманием к частностям, он был среди нас неутомимым и бескорыстным тружеником. Оставленная им исследовательская документация – высочайшего качества. Шедевры этого мастера: церковь Рождества Богородицы в Путинках в Москве, церковь Успения в Клину, церковь Вознесения в Коломенском (нижний ярус) и Георгиевская колокольня там же, работы по восстановлению трапезной во Владычном монастыре в Серпухове и в Высоцком монастыре (там же). К сожалению, низкий уровень производства часто сводил на нет усилия этого мастера. Из исследовательских работ Свешникова событием стало исследование церкви Воскресения Христова в Городне.
К сожалению, популярный московский реставратор Л.А.Давид, с успехом и даже триумфом восстановивший ряд древнейших московских храмов, запятнал свою репутацию сносом колокольни церкви Зачатия Анны в Китай-городе и несчастной ошибкой, совершенной при восстановлении древнейшего московского памятника – Спасского собора Андроникова монастыря первой четверти XV в. (он ошибся при реконструкции соборного барабана).
То же можно сказать о Н.Н.Соболеве – генеральном инспекторе Москвы и признанном реставраторе (после Д.П.Сухова) собора Василия Блаженного, снесшим колокольню церкви Преображения в Вяземах.
В заключение укажем на безусловно выдающиеся работы русских реставраторов послевоенного периода, чье мастерство и добросовестность не вызывают сомнений:
1. Митрополичий дом в Ростове Великом (т.н. Ростовский Кремль), арх. В.С.Баниге.
2. Новодевичий монастырь в Москве (арх. Г.А.Макаров).
3. Работы арх. И.В.Ильенко – московские памятники Нарышкинского барокко (церкви Покрова в Филях, Троицы в Троице-Лыкове, Софрине), собор Рождественского монастыря на Рождественке в Москве.
4. Собор Пафнутьево-Боровского монастыря (арх. В.Н.Меркелова).
5. Церкви в Комягине и Хорошеве (арх. Б.Л.Альтшуллер).
6. Заслуживают упоминания труды профессора И.Б.Пуришева в Переславле-Залесском, работы арх. Н.В.Сибирякова в г.Александрове (Успенский монастырь) и пр.
Отрицательные примеры советской реставрации: памятники архитектуры Московского Кремля (арх. В.И.Федоров и А.А.Воробьев, уже упоминавшийся) и памятники архитектуры Троице-Сергиева монастыря (арх. И.В.Трофимов и В.И.Балдин). И там, и там изобилуют неоправданные перелицовки и многочисленные реставрационные ошибки (особенно в Троице). Отсутствие печатного рецензирования реставрационных работ превратило эти факты в предмет государственной тайны.
Трудно дать однозначно высокую оценку и выдающемуся реставратору Москвы – Б.П.Дедушенко, блестяще восстановившему памятники XVII в. Высоко-Петровского монастыря, но отреставрировавшего замечательную соборную церковь Петра Митрополита 1517 г. (им самим впервые атрибутированную!), тайно от общественности, с претензиями и ошибками.
В страшное опустошение по масштабам превратилась реставрация древних памятников Суздаля, где действовал принцип непременного освобождения памятников от «новейших наслоений» (арх. И.А.Столетов).
За полтораста лет своего существования российская реставрационная наука и практика прошла огромный путь, менялись ее критерии, менялась теоретическая база. Массовая гибель памятников архитектуры и низкий уровень производства при советской власти чудовищно понизили реставрационные критерии и оценки. Сегодня место полноценной бережной реставрации занимает т.н. «новодел», не имеющий никакой художественной и исторической ценности (кроме, возможно, градостроительной). В точности та же ситуация имела место на заре реставрации. Тогда творцами первых новоделов при доме Романовых был придворный архитектор Ф.Ф.Рихтер, во Владимире – Н.А.Артлебен и др. Однако, они были при этом и первыми учеными и первыми реставраторами, а отнюдь не предателями реставрационных принципов. В наше время на место восстановления подлинных памятников старины пришла «игра в памятники». (Сегодня это любимая игра политиков и толстосумов). Архитектор сегодня служит не истине и науке, а обслуживает новую идеологию (О.И.Журин – Казанский собор на Красной площади, Воскресенские ворота). Ничего хорошего памятникам русской архитектуры в этих условиях ждать не приходится.
Ноябрь 1995 г.
НА СТРАНИЦУ «НАУЧНЫЕ ТРУДЫ В.В. КАВЕЛЬМАХЕРА»
Все материалы, размещенные на сайте, охраняются авторским правом.
Любое воспроизведение без ссылки на автора, источник и сайт запрещено.